Дмитрий Виконтов - Родиться в Вифлееме [СИ]
Он поднялся, разворачиваясь к ним лицом; оба куска «Иволги» прыгнули ему в руки, соединяясь на лету. Выражение ужаса, неверия и обреченности мелькнуло только на один удар сердца — миг, когда нечто, презревшее ураганный огонь «Иволги», нанесло свой удар.
Это походило на ленту, черную, узкую: не ткань, не металл и не жидкость. В то, сжатое мгновение, за которое «нечто» мелькнула перед глазами, Вещунье показалось, что оно собрано из мелкой, текучей пыли, сквозь которую бежали сполохи белого сияния. Лента вытянулась атакующей змеей, прошлась по груди человека — и вот теперь они отчетливо видели, как исчезает разрез на теле, как соединяется в одно целое его серая рубашка, поднимаются на свое место отсеченные края рабочего жилета.
Лента изогнулась, закрутилась спиралью и быстрее молнии втянулась в дверной проем, «возвращаясь» к источнику. Все случилось так неожиданно и стремительно, что никто не успел вовремя повернуться, посмотреть на того, кто убил человека в столовой. Лишь смутный абрис, темный, смазанный контур — вот и все, что отпечаталось на сетчатке обернувшихся следом за лентой людей. Они были одни в коридоре, как по волшебству, возвращавшемуся к норме: исчезали дыры, склеивались трещины, поднимались и занимали свое место отбитые панели и куски металла.
«Все сон…» — мелькнула мысль в голове Вещуньи. Мелькнула и пропала, потому что она знала, что это не сон.
Везунчик первым услышал звук. Вернее, звук за спиной они услышали одновременно, но он первым среагировал на тонкое, басовитое гудение: звук выходящих в боевой режим разгонно-направляющих реек. Ему часто улыбалась удача — в картах, в бою, и просто так — и сейчас она улыбнулась ему в последний раз, подарив драгоценную долю секунды.
— ААААААААААааа! — Дикий, обезумевший, надрывный вопль перекрыл гул реек, уходящий в недоступную человеческому слуху область. Пилоты «Гетмана Хмельницкого» развернулись; девушки инстинктивно дернулись в сторону, прочь от открытой двери… Но первым успел Везунчик, плечом толкнувший Вещунью на Жеску, отбрасывая их в сторону, и одновременно поднимая «Бурю». Та самая доля секунды позволила ему вышвырнуть их с линии огня… но не спастись самому.
Первый «шип» вспорол стену, пересек коридор, врезался в только что восстановившуюся панель. Никто из пилотов не смог бы промахнуться с такого расстояния, в такой ситуации, но техник или забыл, или не знал о «раскачке» рейкера, когда первый «шип» тянет за собой, выталкивает оторвавшийся фронт воздуха в канале между рейками. Потому Везунчик успел поднять «Бурю» и вдавить гашетку, прежде чем сразу три «шипа» ударили ему в грудь.
Время замедлялось, все становилось неспешным, тягучим. Резкие, звенящие хлопки выстрелов «Иволги» превращались в гулкие, вибрирующие удары, словно огромный молот бил в массивный колокол. Вещунья, падая, видела, как со спины Везунчика выбило сгустки крови, ошметков плоти, осколки костей, и эту тошнотворную массу бросило на стену, где пробившие его тело «шипы» оставили зияющие отверстия.
Сверкающий теплым бело-оранжевым светом плазмоид вырвался из реек «Бури» и нырнул в столовую, в то время как «шипы» «Иволги» продолжали разносить в клочья все вокруг двери, механизм замка, осветительные панели над головой, тело заваливающего назад Везунчика. Один из «шипов» пробил его шлем, еще два почти одновременно предплечье и локоть руки, держащей рейкер, с которого один за другим срывались огнистые плазмоиды. Пилот спиной врезался в осыпающиеся декоративные панели, медленно начал сползать по ней, а внутри столовой громыхнуло так, что мигом прочие звуки стали едва различимы.
Вещунья и Жеска упали, перекатились, начали подниматься как раз вовремя, чтобы увидеть, как из двери выплескивает волна кипящего пламени, выкручивая, выворачивая лохмотья металла из изрешеченной выстрелами стены. Волна подхватила тело Везунчика, еще раз швырнула его об противоположную сторону коридора. Эта же волна подхватила «Бурю», раскрутила, повернула, срывая с нее все еще сжимающую рукоять и гашетку обрубок руки Везунчика… но слишком медленно, слишком поздно — и последний плазмоид разбился об настил палубы прямо по центру коридора.
Обзорная пластина шлема помутнела, щадя глаза хозяйки от полыхнувшего в считанных метрах слепяще-белого шара огня. Следующее, что почувствовала девушка — сокрушительный удар, будто в грудь и живот кто-то врезал со всей дури, и следом — мимолетное ощущение полета. Ударная волна швырнула их с Жеской, потащила по содрогающемуся настилу палубы, пока не приложила об стену, да так, что Вещунье почудился хруст ломаемых ребер. Коротко, резко вскрикнула Жеска — и вдруг крик оборвался, точно обрезанный ножом.
Перекатывающееся от стены к стене пламя накрыло их, пронеслось дальше, в контрольный зал. Сьютер выдержал, хоть Вещунья успела испугаться, что огонь вот-вот найдет себе путь — так жарко стало. И тут же поток холода от дремлющего сгустка в груди растекся по телу, заставив на миг задохнуться от боли — только на сей раз не от жара.
Рев пламени, грохочущее эхо взрывов, визг рикошетящего металла стихли. Осветительные панели коридора — те, что уцелели, — мигнули на прощание, угасая. Со стоном Вещунья перевернулась, заставляя себя забыть о боли — и прямо перед собой увидела лежащую Жеску, неподвижным, застывшим взглядом смотрящую куда-то вверх.
Взглядом, из которого ушла даже тень жизни.
— Жеска! Жеска, нет!!! Жеска… — закричала Вещунья, приподнимая подругу за плечи — и тогда она увидела это. Длинный, узкий как стилет обломок, сначала вывернутый из стены «шипами», затем сорванный взрывами плазмоидов — он на две трети погрузился в грудь Жески. Наверное, сьютер смог бы остановить осколок сам по себе, если бы не палуба, на которую ударная волна бросила Жеску. И тогда вес ее тела помноженный на силу удара превозмог сопротивление ткани сьютера — зазубренное «лезвие» дотянулось до сердца, не оставив ей ни единого шанса.
Красный треугольник с белой окантовкой мигал на браслете Жески: три вспышки — пауза — три вспышки, подтверждая смерть хозяйки.
— Нет… — вскочила, вцепившись в «Бурю», словно верное оружие осталось последним свидетельством реальности, последней опорой в сходящем с ума мире, вновь и вновь, как заведенная, спрашивая себя тоже самое, что и над телом Мурены. Как? Как за считанные минуты три ее друга, ее пилоты погибли? Что произошло в столовой? Что случилось с Муреной? Почему…
— Почему, Господи!.. ПОЧЕМУ!!! — рискуя надорвать связки, в отчаянии и ярости закричала она, отступая к выходу в зал.
И «Молох» ответил.
Звуки возникли сразу, повсюду, донеслись до нее не через микрофоны сьютера, а будто возникая сразу в ушах, в голове. Шипение… нет, только вначале оно казалось шипением — быстрый, стремительный шелест тысяч и тысяч жуков, расправляющих крылышки, лавины мелкой пыли, текущей по бесконечной трубе. Гудение — низкое, замершее на грани с инфразвуком, похожее на дрожь туго натянутых толстых тросов на сильном ветру. Два звука, два потока схлестнулись вокруг, заставляя одну часть девушки кричать от блаженства, и в то же время внушая другой части беспросветный ужас, страстное, опаляющее желание сделать что угодно, но избавиться от.
Тихий, призрачный шепот прорезался сквозь торжествующую симфонию шелеста и тремора. Она даже не могла сказать с уверенностью, что действительно слышит что-то: так слабо и тихо оно прозвучало, так быстро возникло и так быстро пропало. Сотни голосов, где-то знакомых, где-то вызывающих лишь тень узнавания, но ей показалось, что среде этих сотен голосов звучал шепот трех самых важных сейчас для нее людей: Жески, Везунчика и Мурены. И все они шептали ей одно:
«Беги».
Черныш, давая выход гневу, с проклятием ударил по штабелю опустевших контейнеров, сложенных у щита по правую руку от прожженного модулем прохода. Связь исчезла — не только с Вещуньей и ее группой, но и с Психом. И вновь — без малейших намеков на неполадки, без причин. Все выглядело так, словно непроницаемая преграда опустилась между ними.
Киборг с беспокойством смотрел вдоль уходящего коридора, освещенного цепочкой выложенных группой Психа осветительных стержней. Услышав сердитый рык Черныша и звук удара, глянул на пилота «Жнеца»:
— Связь?
— Теперь и с Психом, — Черныш наклонился над аналитическим блоком и соединенным с ним передатчиком. Один за другим три экрана всплыли над проектором блока, все как один сигнализируя про нормальную работу приборов. — Черт знает, что творится…
— Вещунья должна восстановить подачу энергии. Может, в этом причина?
— Умник говорит… говорил, пока была связь — «нет». Да я и не слышал о чем-то подобном.
— А если через «личинку»?
Черныш и Киборг одновременно посмотрели на сидящую с черной полусферой на лицевой стороне шлема Тихоню. Модуль управления турелью не мешал ей слушать их разговор, в связке с визором показывая происходящее вокруг.
